Отдельный вертолетный
Это было недавно, это было давно…
Служил я в Среднеазиатском военном округе, в городе Фрунзе (ныне Бишкек). После двух лет службы в должности начальника ТЭЧ (технико-эксплуатационная часть), я получил новую должность в инженерно-авиационной службе Воздушной Армии и ждал команды на переезд. И вот однажды позвонили из штаба армии командиру моего полка и передали команду на срочное направление меня в город Темир-Тау, который был, по сути, окраиной Караганды, там базировалась только что созданная отдельная вертолётная эскадрилья. Цель командировки: участие в расследовании лётного происшествия, а точнее, катастрофы вертолёта Ми-8т. Погибли четыре человека – экипаж и инструктор. За мной зашёл из Алма-Аты самолёт Ан-12, и я, захватив свой тревожный чемоданчик, который всегда был рядом, присоединился к членам комиссии, сидящим в этом же самолёте.
Атмосфера молчаливо-мрачная. Угрюмые лица. Не слышно не только смеха или весёлого говорка, но и на моё приветствие, по-моему, никто не ответил.
По прилёту, после краткого заслушивания командира эскадрильи, вылетели вертолётом к месту катастрофы. Это была моя первая катастрофа, и она меня поразила. Разбросанные по полю части вертолёта, обгоревшие тела лётчиков, выжженные плешины не успевшего зазеленеть после зимы пригорка… Сильно пахнет гарью пеплом и ещё чем-то приторном…
Сказали, что у погибшего лейтенанта, бортового техника, той ночью родился сын. Смерть и новая жизнь.
Так я познакомился с праматерью 181ОВП ПСС (отдельного вертолётного полка поисково-спасательной службы) – эскадрильей и её составом. Это было в мае 1971 года. И до ноября 1978 года я был тесно связан с этой эскадрильей, переросшей в скором времени в полк. И хорошее, и плохое, происходившее там, стало и моею радостью и болью.
Катастрофа Ми-6, за ней вторая, и тоже Ми-6. Погибают в первой три человека, во второй семь. Во второй погиб молодой лётчик- казах, его везли на площадку, где он должен был руководить прилетающими вертолётами. Он мне запомнился рассказами о своём отце и его фронтовом друге украинце.
В кои годы собрался друг и приехал с Украины, да не с пустыми руками, а привёз три саженца яблонек. Высадили они их перед юртой в степи, посидели, попили крепкого душистого чаю, погоревали, вспомнив тех, кто не дожил до победы, и уехал друг на свою неньку ридну Украину, а казах запечалился пуще прежнего.
- Что случилось, ата? Почему ты такой мрачный? – спросил его сын лётчик.
- Эти деревья мне всю степь загородили, -- ответил отец. – Если бы не друг их посадил, я бы их выкопал.
- Видите ли, ему степи мало, -- смеялся сын, успевший повидать кроме степи и лес, и горы, и сутолоку больших городов.
Летели они на площадку мимо какой-то большой лужи под Джамбулом, к которой стекались в конце дня изнывающие от жары жители города, и было их много.
Вдруг бешено затрясло вертолёт, и тут же он перестал слушаться рулей. Надо срочно садиться, а под вертолётом люди. Бортмеханик, отстрелив аварийно дверь, стал размахивать курткой от комбинезона, стараясь таким образом привлечь внимание отдыхающих, но те понять ничего не могли: кружится, снижаясь, вертолёт, и зачем-то кто-то машет тряпкой. Шутят, наверное, так летчики. Кое-как перетянув за озерцо, вертолёт рухнул на горячую землю и взорвался.
Семь гробов --зрелище не для слабонервных. Казалось, весь город вышел проводить в последний путь героев.
Развезли их по городам и сёлам большого тогда государства, а оставшиеся продолжали работать.
Третья катастрофа, и тоже Ми-6. Этот вертолёт работал на целине. «На целине» надо понимать, как на уборке урожая. Целина давно уже перестала быть целиной, а в разговоре так и осталась «целиной».
Рухнул в несжатый хлеб, выжег площадь в несколько гектаров. Штурман, лейтенант, в метрах пятидесяти от вертолёта, парашют растянут спекшимся жгутом: была ли попытка выпрыгнуть, или случайно раскрылся парашют, кто теперь узнает? Известно одно, что все они приняли мученическую смерть. Голова командира за пределами выжженного поля, её отрубило лопастью несущего винта. Причина катастрофы неизвестна. «Чёрные ящики» (на самом деле оранжевые) не показали отказа техники, но были запредельные отклонения рулей. Очевидно, экипаж допустил ошибку в пилотировании, об этом говорит и то, что ими ни слова не было сказано по радио о случившемся. Уже известно, что попав в критические условия по своей вине, лётчики в эфир об этом не передают, и пытаются молча исправить положение.
С этой катастрофой вспоминается, как отец погибшего командира экипажа на поминках сказал генералу:
- Я вам доверил своего единственного сына, а вы его убили.
- Пришлось проглотить этот упрёк, – поделился с офицерами полка генерал. -- Не мог я сказать ему, что возможно ваш сын погубил пятерых. Отец ведь, и понять его я был обязан.
На этой катастрофе я близко познакомился с будущим Героем Советского Союза Василием Васильевичем Щербаковым. Был он тогда всего лишь Васей, и звание у него было лейтенант. Симпатичный, крепко сложенный, улыбчивый. Без тени зазнайства, равный со всеми. Не заискивает перед старшими, смело отстаивает свою точку зрения. Любитель розыгрышей. И я однажды попался. Было это где-то на полевом аэродроме под Джамбулом. Подошёл он ко мне и спрашивает, видел ли я когда-нибудь каракурта. Я отрицательно помотал головой, тогда он достал из кармана куртки спичечный коробок, передал его мне осторожненько со словами: -- Открывай потихоньку, чтоб не выпустить. -- Затаив дыхание, я стал раздвигать коробку…Вдруг, со страшным щорохом оттуда что-то вылетает мне прямо в лицо, я отшвыриваю от себя коробок, а Вася заливается смехом.
- Проверил полполка, ни одного смелого не нашлось, -- сообщил он мне результаты необычной проверки на храбрость, накручивая резинку, им изобретённого пугала для испытания на храбрость очередного простака.
Участвовали мы с ним в одном авантюрном эксперименте. В авантюрном – не совсем верно, просто мы хотели сделать как лучше.
Перед Афганом из Главного штаба ВВС пришла команда, готовить лётчиков к полётам в горах. Знающие вертолётчики понимают насколько трудно взлетать и садиться в горах, да ещё при высокой температуре воздуха. Вертолёт перестаёт быть вертолётом. Он не висит даже с пустыми баками. На наше счастье по соседству с нами в Алма-Ате сидел вертолётный полк пограничников, их полёты в горах мало смущали. Наши лётчики попросили выделить одного опытного инструктора, который дал бы несколько уроков нашим лётчикам. И вот с подполковником-пограничником полетели в Пржевальск, там нашли площадку на высоте 3500 метров и взялись за дело. До того никто из нас не знал, что есть такой способ взлёта -- с переднего колеса. Со стороны смотреть, лучше не смотреть. Так и кажется, что вот сейчас вертолёт споткнётся и перекинется на спину. Слава Богу, обошлись без этого.
«Авантюру» мы провернули параллельно с полётами в горах, и заключалась она в том, что мы по наущению отцов-командиров решили проверить качества и возможности наших вертолётов. Запаслись кислородными масками и баллонами, и пошли «покорять» высоту. За штурвалом инспектор Воздушной Армии подполковник Терентьев Константин Николаевич, на правом сиденьи майор Кондратьев Николай Васильевич, между ними на одном сиденьи с борттехником присоседился я, в руках у меня, как у всякого порядочного инженера, блокнот и карандаш, за моей спиной дышит кислородом Василий Щербаков, в то время уже капитан.
Вот мы доскребли до потолка, обозначенного всеми документами, тянем выше. Получается. Вот уже 500 метров сверху. Идёт. Слегка потряхивает. 1000 метров. Ползёт с трудом, хорошо потряхивает, временами, как по булыжникам на железных колёсах… Я списываю показания приборов, доволен, что параметры в норме. Смотреть с высоты на нагромождения скал как-то неуютно. Посовещавшись, не полезли выше.
Прилетев в Алма-Ату, я сразу же засел за таблицы и графики, чтобы порадовать ВВС нашими успехами в испытании «лучшего в мире вертолёта». Дело близилось к концу, и тут ко мне прибежал Терентьев, и предложил срочно все сжечь, ибо «москвичи» пригрозили приехать и наказать нас примерно за «партизанщину».
Воистину, инициатива наказуема!
Эскадрилья, а затем и полк, создавались в основном для поиска КЛА (космических летательных аппаратов), одновременно экипажи дежурили в лётных полках во время полётов. Дежурство по космосу, дежурство при полках фронтовой авиации не было простым делом. Там тоже было достаточно сложностей.
В истребительном полку разбился на ночных полётах самолёт. К месту катастрофы вылетел дежурный вертолёт, на борту которого были командир полка, доктор, члены поисковой группы и ещё несколько человек, оказавшихся под рукой. При посадке возле догорающего самолёта вертолёт попал в «вихревое кольцо» (своего рода безвоздушный колодец), потерял тягу и управление, упал и сгорел рядом с самолетом, похоронив под обломками всех пассажиров и экипаж.
Зимой, а зимы в Казахстане такие, что Сибирь позавидует, однажды в степи приземлился необитаемый КЛА, его быстро нашли вертолётчики. Ми-6 сел рядом, чтобы закрепить и забрать его на внешнюю подвеску, и тут случилось непредвиденное. Одна из лопастей не стала на упор. Застыло масло в шарнире. Мороз тогда был -47 град. Ц. Не застыть маслу было сложно.
Восстановить вертолёт, эвакуировать КЛА приказано мне. Гражданским самолётом прилетел я в Караганду в полночь. В номере гостиницы аэропорта, наполовину засыпанном через щели в окнах снегом, зарывшись в матрацы и одеяла, я дожил до рассвета, а с рассветом, всё с тем же Колей Кондратьевым, уже подполковником и командиром эскадрильи, мы взлетели, окутанные снежным вихрем, и полетели к окончательно замороженному вертолёту. По пути видели недвижимые «гусеницы» из тракторов и автомобилей, отрезанные спереди и сзади снежными заносами. Люди у дымных костров ждут освободителей из снежного плена.
Вертолёт обречённо свесил лопасти, заиндевел, и надежд у него на благополучный исход никаких не было.
Лётчики и охрана КЛА были чумазые, как черти. Они всю ночь жгли автомобильные покрышки, тряпки, смоченные в керосине, и какие-то смолистые шпалы, что им привезли по распоряжению председателя ближайшего села, они же, селяне, утром привезли термос с горячей пищей, пирожки и чай. Приехал и подъёмный кран, чтобы поднять провалившуюся лопасть.
Долго мы грели вертолёт маленькими подогревателями, занятыми в аэропорту по этому случаю. Вот уже можно и ставить на место лопасть и запускать двигатели, но… крановщик лыка не вяжет. Отчитав как следует гостеприимных хозяев вертолёта, допустивших бесконтрольно к канистре со спиртом нашего спасителя-крановщика, мне удалось кое-как усадить в кабину водителя-крановщика, там, почувствовав привычную обстановку, он радостно замычал и стал хвататься руками за многочисленные рычаги и кнопки; машина вдруг зарычала и запрыгала в сторону вертолёта. Допрыгав до опасного расстояния, нам удалось её остановить. Потом с передышкой, маленькими шажками, с моей рукой на руке крановщика, мы не оторвали с корнем лопасть, а поставили, как надо, на упор.
Запускали двигатели, ожидая скрежета и треска, но…обошлось.
Работая по космосу, многие экипажи выполняли прекрасно задачи по поиску и эвакуации космонавтов. Нашли и вывезли космонавтов А. Леонова и В. Кубасова, работавших по программе «Апполон-Союз». Отличились при этом экипажи подполковника Кондратьева, майоров Васильева, Ульянова, капитанов Ильина, Нюнина, старшего лейтенанта Коряковского, и известного уже нам лейтенанта Щербакова.
На борту одного вертолёта Ми-8 было около десятка росписей космонавтов. И Родина отмечала вертолётчиков, награждая их орденами и медалями.
Рассказывали случай, произошедший якобы со Щербаковым, ставшим уже Героем.
В Москве, в Военном универмаге раньше сидел в кабинке мастер и клеил орденские планки. Оказался среди заказчиков и наш Василий Васильевич.
- Орден Ленина, орден Красной Звезды…-- диктует он мастеру.
- Звезду Героя не надо?—приняв за шутку слова молодого заказчика, спросил мастер.
- Надо. Но я не все ещё ордена перечислил, -- услышал он в ответ, а увидев все награды на кителе, стал извиняться.
Формированию полка командованием Воздушной Армии и Главным штабом ВВС придавали особое значение: полк не рядовой, и задачи у него сложные и важные. Распоряжения были, набирать наиболее подготовленных, грамотных и дисциплинированных офицеров и прапорщиков. Но командиры частей, вопреки этим требованиям, старались избавиться от неугодных им лиц. Получилось так, что из дальневосточного вертолётного полка пришли две эскадрильи, полностью укомплектованные и личным составом и вертолётами. Это была сборная солянка со всего полка. Главный бич – пьянство. Жалко было расставаться со многими из них, но и необходимо было это делать. Лётчики, что говорится, от Бога были списаны с лётной работы и уволены из армии. Они переживали это с трудом, приходили на КПП, чтобы встретиться с сослуживцами, приносили рубли на похороны погибшим. Никого не винили, не плакали, не клялись, и не просили взять их обратно – в общем, вели себя достойно, по-мужски.
Спиться человеку, живущему на задворках большой жизни, легко и просто. Один раз устроил себе праздник души, тебя пригласили на праздник души, друга встретил, друга проводил, просто так выпили – и понесло по кочкам. Оглянулся – а ты уже никто. Ты – горький пьяница. И мысли твои, и цели твои – найти и выпить. Спасение – работа, занятие интересным делом, пусть безумным, только не дать лени и безразличию внедриться в душу и тело. Пиши плохие стихи, рисуй корявые картины в стиле модерн, даже за «Чёрный квадрат» тебя не осудят, вырезай из клёна ложки, вышивай крестиком – всё это лучше лени и пьянства.
Попал в этот полк и брат офицера политотдела одного из соединений округа. Когда-то он был отчислен из лётного училища по лётной неуспеваемости, это как профнепригодность в гражданке. Устроился в заводской клуб, веселил рабочий люд игрой на балалайке и плясками типа «чечетки». По просьбе брата зачислили этого плясуна в учебный полк. Скоро инструктор, которому выпала эта лихая доля, взмолился. Дайте мне кого угодно, стал он на колени перед командиром полка, хоть медведя, но заберите от меня этого «аса». «Вози дальше!» -- был ответ командира. Но и он сдался, когда однажды на полётах днём в простейших метеоусловиях протеже брата-политотдельца умудрился заблудиться в районе своего аэродрома.
И тут счастливый случай: формируется новый полк. Встретил я нашего героя в новенькой меховой лётной форме, цветущего в улыбке.
- Как на новом месте служится? – задал я дежурный вопрос.
- Ну, что ты! Здесь совсем не то, что там! – воскликнул он. -- Командир – геройский парень! Летаю пока на правом (второй пилот), но скоро пересяду на левое (командир)!
Через полгода потекли потоком письма в политотдел и командующему от не успевшего поменять кресла лётчика на «вопиющие нарушения порядка и прав со стороны командира…». По этим письмам и заявлениям было принято решение: уволить из рядов армии, только не командира, а горе-лётчика.
Есть хороший, правда, черный, авиационный анекдот на эту тему.
Прилетел в училище инспектор, ему доложили, что всё идёт хорошо, но никак не могут научить одного курсанта взлётам и посадкам, один он и тормозит весь выпуск. Ну, так спишите по лётной неуспеваемости, посоветовал инспектор. Да нельзя, он племянник этого, кивают вверх головой. Хорошо, готовьте. Я его сам проверю. Слетали. Командиры ждут приговора. Что вы на человека наговариваете, говорит инспектор, хорошо летает. Выпускайте в самостоятельный. Да как же…да он же… Выпускайте. Курсант выруливает, разбегается, отрывается, переворачивается на крыло, падает и взрывается. Ну, вот и всё! – развёл руками инспектор.
У командира сотни подчинённых и, естественно, угодить всем, быть хорошим для всех невозможно, да и делать это нет смысла. Самое верное – быть справедливым, уметь строго спрашивать, но и при случае защищать подчинённых.
Аэродром Темир-Тау на территории брошенного по причине нерентабельности кирпичного завода (глину надо было завозить из дальних стран) если кое-как устраивал эскадрилью, то для полка он был абсолютно непригож. И группа офицеров штаба ВА, в их числе и я, полетела по Округу, а это три немаленьких республики (Казахстан, Киргизстан и Таджикистан) в поисках подходящего места базирования. Условия просты: достаточность территории, жилья и отсутствие свирепых ветров. Последнее самое сложное, потому что, куда бы мы не заглянули, везде этого с избытком. По этой причине отказались от гарнизона Аягуз. Там огромная бетонная полоса, есть где жить офицерам с семьями, но…бывают сильные ветры.
Наш прилёт туда совпал с грандиозными учениями десантников, с выбросом большого числа людей и техники. Утром ранним я шёл по пустой полосе в сторону самолётов Ан-12, там я должен был оценить возможность размещения наших вертолётов, на полпути догнал меня уазик, остановился, пожилой человек с характерными чертами служаки кивнул мне: -- Садись.
Поблагодарив, я сел за спиной человека, украдкой разглядывая его. Что-то было знакомое в облике генерала (определил по фуражке). Подъехали к первому самолёту, оттуда вышел офицер и доложил спокойным ровным голосом. Они вошли в самолёт, заглянул туда и я. На полу, на расстеленном брезенте, прикрытые таким же брезентом лежали тела десантников. После я узнал, что погибло тогда при выброске пять человек. Причина: внезапный сильный порыв ветра побил десантников о бетон, лейтенант погиб от удушения стропой парашюта.
А пожилой человек был ни кем иным, как Главкомом ВДВ Василием Маргеловым.
Меня удивила простота взаимоотношений между Главкомом и командиром роты. Они были просты по-человечески, и больше походили на мирную беседу отца с сыном, объединённым одним делом, одной бедой. Не зря, наверное, души не чаяли в своём «дяде Васе» командиры ВДВ всех рангов.
Прилетели ещё в один молодой гарнизон, там уже сидел полк истребителей МиГ- 21. Полоса протянута сбоку возвышенности, и отличалась от других излишней кривизной. Лётчики говорили, что взлетают и садятся они, лёжа на боку. Для вертолётов такая полоса тоже непригодна.
Остановились на Джамбуле. И поле огромное, и аэродром гражданский по соседству, а погода—благодать! Солнышко, тишина. На рынках метровые медовые дыни, арбузы, помидоры, персики и всякой всячины полным-полно, стоит всё копейки.
Не знали мы тогда, что весной следующего года ураган с силой свыше 50 метров в секунду (прибор рассчитан на эту шкалу) растреплет весь наш полк. Так получилось, что в это время я был там, это было скорей правилом, чем исключением, и мне «посчастливилось» видеть, как вырываются с корнём вековые деревья, валятся бетонные опоры электропередач, кувыркаются в степи контейнеры и самолёты Ан-2 гражданской авиации. Один из них, обломав по пути крылья, воткнулся в брюхо нашего вертолёта Ми-6.
На вертолётах вывернуло все лопасти несущих винтов, побило законцовки о землю. Насколько сильны были порывы ветра, можно судить по тому, как изгибались эти лопасти на длинноногих вертолётах-кранах Ми-10. Они бились концами о землю. Попытки удержать их были безуспешны: гроздями мотались люди на фалах близки к опасности подпасть под удар покрепче стопудового молота.
Долго свозили со всех уголков страны лопасти, очищая склады, чтобы восстановить боеготовность полка. За этим тогда строго следили, не дай Бог снизиться исправности ниже 90 процентов! ЧП государственного масштаба! И это было понятно: наиболее вероятный противник (таковой тогда был обозначен в Доктрине государства и его знали все – это капиталистический мир во главе с Америкой и блоком НАТО) не дремал и ждал удобного момента, чтобы показать своё превосходство, показать «хищный оскал империализма».
Полки были в постоянной боевой готовности, лётчики совершенствовали своё мастерство, техники содержали самолёты и вертолёты в высокой степени исправности и готовы были восстанавливать их в случае боевых повреждений в кратчайшие сроки. Постоянными тренировками сокращалось время подготовки самолётов и вертолётов по боевой тревоге, и полки взлетали, снаряжённые боекомплектами, в течение 20-25 минут.
Офицерам штаба ВА вменялось в обязанность обучать и лётчиков, и техников. Различные формы обучения применялись, в том числе и зачёты, семинары, лекции. Мне бросилось в глаза, что лётчикам вертолётной авиации запрещалось запускать в воздухе выключившийся двигатель. До армейской авиации (вертолётной) я служил в истребительной – 42-й Гвардейский, ордена Красного Знамени, Таненбергский полк истребительной авиации,-- так там лётчику рекомендовалось запускать выключившийся двигатель до безопасной высоты, а там уж мог он выбирать, как ему поступить: сажать ли на выбранную площадку, или катапультироваться. Здесь же два двигателя, малые скорости, возможность посадки на авторотации, -- запускай и лети, так нет же, категорический запрет запуска.
Вертолёты Ми-8т страдали именно этим недугом, самовыключением двигателей в полёте, и причина была, как правило,—попадание льда в воздухозаборники. Противообледенительная система из-за запаздывания сигнала с датчика РИО-3 не включалась в работу своевременно, а включалась, когда льдом обрастал воздухозаборник, тогда сорвавшийся лёд с характерным хлопком выключал двигатели.
Наши запросы и предложения в штаб ВВС по этому вопросу почему-то оставались без ответа. Со своей стороны я всегда, при любом случае, внедрял в сознание экипажей мысль, что инструкция инструкцией, а действия должны быть разумными, грамотными, единственно правильными в данной ситуации. Приводил в пример слова известного лётчика-испытателя полковника Анохина, он говорил: «Если лётчик идёт на полёты как на подвиг, значит, он не готов к полётам». Лётчик должен знать, как ему поступать в любом экстремальном случае, действия его должны быть выверены и отработаны до автоматизма.
Надеюсь, мои советы кому-то пригодились. Ведь скоро полк ушёл в Афган, где инструкция не всегда помогала, а иногда и вредила. Там выживали те, кто не зацикливался на букве инструкции, а действовал дерзко, нестандартно, непривычно для врага.
Афганистан вписал в историю полка как славные, так и трагические страницы.
Вошёл он туда 22 декабря 1979 года, и многое стало для него первым. Первый полет над территорией воюющего Афганистана в этот же день совершил лётчик первого класса капитан Владимир Мурманцев. Тот Мурманцев, которого списали однажды с лётной работы из-за поломки вертолёта Ми-2. Дело было на учениях, Мурманцев забрал пехотного генерала на точке, и во время взлёта тот так упёрся ногой в педаль, что опрокинул вертолёт. Тут же, в горячке, признал свою вину, стал убеждать всех в невиновности лётчика, а когда прошёл испуг и пришло сознание, а с сознанием и его генеральское право обвинять, он и воспользовался этим правом сильного. «Чуть генерала не убили! -- распекал он командование ВВС. – Отстранить от полётов лётчика!» Года три первоклассный лётчик толок пыль на земле, тоскливо поглядывая в небо.
30 декабря впервые в ходе боевых действий был подбит вертолёт Ми-8, пилотируемый заместителем командира полку по лётной подготовке майором Гайнутдиновым. 6 января 1980 года впервые командиром экипажа капитаном Корсаковым был спасён экипаж капитана Ушакова, вертолёт которого был подбит и сел вынужденно на площадку, окружённую моджахедами. 11 февраля первое ранение, и получил его бортовой техник- воздушный стрелок прапорщик Карпов. 12 февраля в паре с лётчиком афганских ВВС майором Ниязом впервые участвовал в уничтожении банд капитан Мацкевич. 3 марта впервые в армейской авиации на вертолётах Ми-6 с высокогорной площадки – 2500м. – экипажами майоров Лапшина, Овчинникова, Осадчего, капитана Лескова и Адаева перебазированы установки «Град».
28 апреля 1980 года первый заместитель Министра обороны СССР маршал Советского Союза Соколов С.Л. вручил первые Золотые Звёзды Героев Советского Союза майорам Гайнутдинову Вячеславу Карибуловичу и Щербакову Василию Васильевичу.
Героические дела лётчиков полка можно перечислять бесконечно. Тут и тяжело раненный лётчик-штурман лейтенант Останин, который потерял сознание только после того, как им был уничтожен расчёт ДШК. Тут и спасение экипажем капитана Адырова экипажа со сбитого вертолёта Ми-24 в центре миномётного огня. Тут и эвакуация вертолётчиками раненых с поля боя днём и ночью в любых метеоусловиях. Ночью в сложных метеоусловиях с ограниченной площадки на высоте 3950 метров трижды вывозил раненых лётчиков со сбитых вертолётов капитан Мартыненко...
Честь и Слава им, героям, не всегда осознающим свой героизм, а чаще принимающим его за повседневный рядовой труд воина!
Вывели 181 ОВП из ДРА 6 августа 1988 года, и к моему удивлению оказался он не в Джамбуле, откуда уходил в Афганистан, а в Пружанах. Я встречал его. Волнения переполняли меня, и было сложно скрывать их. Я даже не предполагал, что способен на такие чувства. Родной, близкий мне полк. Как всякий полк, объединял он большой коллектив не только военными задачами, но и житейскими. Всё у всех на виду. Беда одного – беда всех, счастье одного – радость на всех. Это большая семья, где командир – отец. Он пожурит нерадивого сына, похвалит хорошего, и всем поможет – плохим и хорошим. Это его отеческий долг.
Выключились двигатели, остановились винты последнего приземлившегося вертолёта, раскрылась дверь, опустилась лесенка, показался молодой, невысокого роста с крепким офицерским загаром (загар на руках, лице и шее) бортовой техник, доложил, что техника работала без замечаний.
- Что это за пятна у тебя на борту? – показал я на подозрительные бурые пятна на обшивке возле двери.
- Это…это кровь лейтенанта-десантника, а должна быть моя, -- ответил борттехник, и пояснил: -- Он поспешил открыть дверь, а это должен был сделать я… и тут душман снял его. А должен быть на его прицеле я.
В полку из старых знакомых -- никого. Знаю, что в этом полку служил в Афганистане Гайнутдинов. Это бывший алмаатинец, из «придворного» полка, летал на вертолётах Ми-8. Если рассуждать: герои рождаются или воспитываются, то для него подходит первое. Он определён Богом и Природой в герои. Бурлив, непоседлив, активен -- в лучшем смысле этого слова -- и в то же время интеллигентен, красив лицом и статью. Возможно, он был безрассудно храбр на той войне, возможно, расчётлив, не знаю, скорей всего, одно дополняло другое, но знаю, уверен, что Героя получил он заслуженно.
На Героя представляли не только Щербакова и Гайнутдинова, но и других лётчиков этого полка, только по разным причинам, а может быть и беспричинно, им отказали. Радует одно: выполняли свой воинский долг офицеры-вертолётчики добросовестно, геройски. Все они заслуживают этого высокого звания! Посудите сами, разве это не героизм – лететь на виду у хорошо вооружённого противника и знать, что этот полёт может быть последним? По приказу Сталина лётчикам-штурмовикам за 10 боевых вылетов присваивали звание Героя Советского Союза, здесь же расклад не в пользу вертолётчиков: и скорости поменьше, и размеры побольше, в горах не развернуться, всегда на виду у противника, а у него «Стингеры», крупнокалиберные пулемёты, и ты, как на ладони…и везде фронт, везде стреляют.
Да и наземному техническому составу хватало тревог и волнений, и не только этого. Аэродромы и площадки нередко обстреливались миномётным огнём и снайперами. Они восстанавливали в горах подбитые вертолёты под прицелом душманов и перегоняли их на свои аэродромы. Была реальная возможность превратиться в «груз 200» и у них.
Кто погиб – светлая память! Родина их не забудет?
Высокого звания Героя Советского Союза в полку удостоены пять человек: подполковник Ковалёв Николай Иванович, командир вертолётной эскадрильи, посмертно; подполковник Малышев Николай Иванович, заместитель командира вертолётной эскадрильи по политической части; подполковник Письменный Вячеслав Михайлович, командир полка, выполнивший более 800! боевых вылетов; майор Гайнутдинов Вячеслав Карибулович, заместитель командира полка по лётной подготовке. Погиб при выполнении боевого задания; майор Щербаков Василий Васильевич, командир вертолётной эскадрильи. Кроме многих героических дел, ему посчастливилось спасти экипаж сбитого вертолёта Ми-8, командиром которого был его свояк капитан Копчиков В.Ф. В скопище врага ринулся тогда Щербаков, поливая огнём спешащих к подбитому вертолёту моджахедов, а забрав экипаж, прошёлся над их головами так низко, что заставил залечь. Уверен, будь на месте свояка любой другой, и Щербаков, не задумываясь, сделал бы то же самое, потому что в крови военного человека живёт Суворовский постулат: «Сам погибай, а товарища спасай!»
Боевые потери полка, к сожалению, без них не обходится ни одна, даже маленькая, война, составляют: 51 человек, 33 вертолёта.
Слившись с 65 ОВП, 181 ОВП превратился в 181 ОВБ (отдельную вертолётную базу), впоследствии переименованную в 181 БВБ (боевую вертолётную базу).
В 65 ОВП начинал службу лётчик Водолажский Василий Александрович. От лейтенанта до подполковника был его карьерный рост в этом полку, и то, что был назначен на должность заместителя корпуса по авиации заслуга его и тех командиров, что воспитали в нём необходимые качества защитника Родины.
Так получилось, что в трудное для человечества время, когда вопрос жизни и смерти касался миллионов людей, не стал он прятаться за спины подчинённых, не запасался медицинскими охранными справками, потому и лежит в земле сырой вот уже много лет.
В течение трёх долгих месяцев гасил он смертоносные нуклиды, 120 вылетов, 300 тонн специальной жидкости сбросил в районе ЧАЭС, выбрав «свои», допустимые, рентгены в первые 15 дней.
Дозы облучения хватило на очень короткую жизнь. Теперь Он—Герой Российской Федерации. Его именем названа улица в районе Уручья города Минска.
Ни один раз встречались мы с ним в 76 ОВП, который ему подчинялся напрямую, и я там был не редким гостем. Часто беседовали в гостинице серыми зимними вечерами за чашкой чая. Запомнился его рассказ, как он мальчишкой видел эсесовцев, входивших в захваченный Харьков.
- Черная форма, белые рубашки, блестящие сапоги, чёткий шаг,-- тихо говорил он. -- А тут у стены наш умирающий боец возле искарёженного пулемёта. Из строя вышел офицер и вонзил кортик в сердце солдата, и не стал его вынимать…
Да, судьба, не спрашивая нас, вонзает нам в сердца кортики.
Многие командиры-воспитатели начинали службу лейтенантами в пугающем многих Забайкалье (знаменитая Магоча), после холодной Сибири «грелись» в Афгане, потом Нерчинск, Аягуз, Уч-Арал… Не трудно догадаться, что это не те места, где крутят рулетку и все ходят в белых штанах. Кому, как не им, передавать свой богатый и боевой, и жизненный опыт молодому поколению? И они стремятся сделать из молодых, не оперившихся птенцов настоящих асов.
Готовить лётчика -- дело не простое. Прежде всего, лётчик должен летать, а чтобы летать, надо иметь вертолёты, причём надёжные и с запасом ресурса. Вертолёты, мягко говоря, не новые, но инженерно-технический состав поддерживает их в хорошем, исправном, состоянии, и ресурса достаточно. Вот бы топлива побольше, говорят командиры, тогда бы мы увеличили налёт на каждого лётчика, а отсюда и мастерство.
Лётчиков готовят на авиационном факультете Минской Военной Академии. Будучи курсантами, они проходят стажировку в этой базе, где обеспечен им необходимый налёт, и по окончании Академии большинство, уже лётчиками третьего класса, приходят служить дальше в 181 БВБ. Через два-три года многие пересаживаются с правого сиденья (помощника) на левое (командира).
Многие из молодых лётчиков пошли по пути своих родителей, это вселяет большую надежду, что из них будут настоящие, преданные авиации люди, способные на героические подвиги, подобные тем, что совершали их отцы. Не подведут они отцов и дедов, и Родину будут защищать достойно.
- Отличаются ли нынешние лейтенанты от нас, тех давних лет лейтенантов? – спросил я у командиров. И они ответили, что большой разницы нет, хотя многое в современном мире могло бы повлиять на их характер и поведение. Может быть, мы были, говорят они, чуточку общительней и менее прагматичны. Мне кажется, сумма из прагматизма и патриотизма – величина постоянная, сказал я. Если одного больше, то другого меньше? Не так ли? Командиры согласились, и тут же усомнились в моих правилах. Но и нельзя держать мир в замороженном состоянии, сказали они, он должен жить, развиваться сообразно законам природы. И человек – частица природы – обязательно испытает влияние изменений на себе. При этом, не каждому дано найти свой правильный в жизни путь, часто, особенно молодёжь, принимает ложное за единственно правильное. Прагматизм и патриотизм…Интересно!
Молодёжи нужна помощь, говорят командиры, и мы этому придаём большое значение, пожалуй, большее, чем воспитанию молодых офицеров. Иначе и нельзя, ведь мы должны своё дело передать в надёжные руки. Школы Пружанского района, а теперь и Волковыска, Кобрина, Бреста под нашим патронажем: мы у них желанные и они у нас частые гости. Пик общения приходится на ноябрь-апрель. Видели бы вы как светятся лица у пацанов, когда подержатся они за ручку управления вертолётом, или просто посидят на месте лётчика. Экскурсия за экскурсией, и заявки всё растут...
Всем известно, что спорт объединяет людей. Наши молодые офицеры свободное время отдают спорту, а с появлением Ледового дворца многие увлеклись хоккеем. Несколько офицеров играют в сборной команде Пружан. Постоянные турниры с участием команд Литвы, Польши, Ки команд Беларуси воспитывают у спортсменов и зрителей здоровый дух патриотизма.
В гарнизоне достаточно объёмная библиотека. Посещение активное. На читательскую конференцию приглашаются часто знаменитости…
И получается в комплексе, что живёт коллектив гарнизона гармоничной полноценной жизнью, живёт на окраине, но хорошо чувствует биение пульса всей страны.
Идеологическая работа только со стороны может показаться пустяковой и малоэффективной. На самом же деле, в наш бешеный век, напитанный ложью, надо много знать, чтобы достойно защищать правду, не дать в обиду Родину. Желающих поупражняться в клевете не убывает, а прибывает. Клеветники плодятся, как грибы в ненастную погоду.
Идейно убеждённый воин – непобедимый воин. Его можно уничтожить, но нельзя победить. Доказательность, неопровержимые факты должны быть в основе идеологической борьбы, а не голое утверждение. Поскольку эта область науки зыбуча, как песок, то ни в коем случае нельзя стоять на одном месте. Спасёт только движение вперёд.
В заключение, как мне не хотелось сказать в упрёк молодому поколению словами поэта: «Да, были люди в наше время…», я этого не сделаю. У меня нет таких прав, как и оснований. Я знаю, если понадобится стране, и «нынешнее племя» защитит её, не жалея живота своего. Единственного я им желаю, дожить до глубокой старости, чтобы на их веку не было причин и повода стать героями. Пусть не взрываются электростанции, не затирают льды пароходы, и самое главное, пусть войны останутся в прошлом.
Виталий Кирпиченко
|
